История эта произошла несколько лет назад. С тех пор ситуация на Кавказе ничуть не улучшилась...

* Уже в 1993-м ездить на Кавказ стало небезопасно, но оставался ещё островок относительной стабильности -- Дагестан. В самом названии была, казалось, заложена гарантия от национальных волнений, ведь в переводе это просто "страна гор", там мирно уживались более 40 народов. Нам также было интересно познакомиться с новым для нас районом, и мы проложили маршрут своей горной "пятёрки" по Дагестану.

Поезд "Астрахань -- Махачкала" делал ночью небольшой крюк через Чечню, так что у нас были основания опасаться ночных кошмаров, но, слава Богу, всё обошлось. Из райцентра Агвали, что на Андийском Койсу, оказалось непросто добраться до ущелья Гакко, и уже на исходе дня мы согласились ехать куда повезут, пусть маршрут начнётся немного иначе. Шофёр привёз нас к себе в аул глубокой ночью. Шёл дождь, тьма кромешная, и мы попросили разрешения переночевать на недостроенной веранде, но хозяин дать согласие не спешил.

Захлопотала поджидавшая мужа молодая хозяйка, напекла свежих лепёшек и накрыла стол на целую ораву гостей, несмотря на наше дружное отнекивание. Спать нас уложили, как мы ни сопротивлялись, в горнице, на перинах, а утром накормили великолепным завтраком, от денег же за стол и кров категорически отказались. Хозяева любезно согласились пристроить у себя на чердаке нашу заброску, мы решили вернуться за ней, совершив кольцо вокруг Диклосмты.

На другой день поднялись на простой перевал. Ущелье перед нами было до краёв заполнено облаками, как будто вскипевшим молоком с пенками. Мы не стали спускаться вниз, а пошли в сторону Гакко верхами. В первом же встречном коше двое пацанов наперегонки бросились угощать нас айраном. Дагестан нам положительно нравился! В конце дня мы спустились к речке неподалеку от каких-то летовок и сели передохнуть под деревьями. Впереди маячил крутой подъём, и мы прикидывали, успеем ли засветло забраться наверх. К нам подбежали детишки, подошли мужики, начались расспросы: кто такие, откуда, куда? Хороший народ, приветливые лица. Разговор затянулся. Серёжа, наш командир, начал склоняться к мысли переночевать здесь, мы не возражали.

Местные мужики горячо поддержали Серёжу и посоветовали для бивака место за речкой, подальше от летовок. Ребятишки всем гуртом проводили нас через мостик на загаженный коровами лужок, и, как мухи, вились вокруг нас до самой ночи, надоели до смерти; правда, принесли угощение: молоко, айран и свежие лепёшки. Мы счастливо засыпали, обласканные местным гостеприимством, летовки на той стороне ущелья тоже затихли в темноте.

* Нас разбудил треск и грохот, не сразу дошло, что это -- автоматная очередь. За стенками палатки чувствовалось присутствие чужих людей. Грубый голос властно приказал нам вылезать, да поживее. Я взглянул на часы -- около полуночи. Надежда на то, что просто приснился дурной сон, улетучивалась. В полном недоумении мы вылезли из палаток, не успев даже одеться. Это, конечно же, какое-то недоразумение, сейчас разберёмся, но внутренний голос тоскливо подсказывал, что всё гораздо хуже. В нескольких шагах от палаток стояли трое мужчин, лиц не разобрать: на головах капюшоны, на небе тучи. У одного в руках автомат, у другого -- ружьё.

-- Все вышли, никого в палатках не осталось? -- спросил мужик с автоматом, должно быть, главарь.

-- Все здесь.

-- Лечь на землю лицом вниз.

Мы повиновались, с досадой вспомнив про коровий навоз.

-- Кто такие? Откуда? Что делаете в наших горах?

Серёжа кратко доложил, добавив, что нам здесь очень нравятся и горы, и люди.

-- Зачем вы пришли сюда? Разве не знаете, что здесь идёт война?

Тут я подал голос:

-- А кто тут с кем воюет? Мы впервые про это слышим. Карабах, Чечня, Абхазия -- это понятно, а Дагестан мы всегда считали самой мирной республикой, поэтому сюда и приехали.

-- Здесь тоже война. Нам известно, что из Чечни сюда проникли бандиты и под видом туристов ходят по нашим сёлам, грабят дома, насилуют женщин. Мы -- отряд самообороны нашего села, -- важно произнёс главарь. -- Оружие есть?

-- Нет никакого оружия.

-- Проверим.

Мы лежим в ряд, уткнувшись носами в землю, мужик стоит над нами. Чёрное дуло автомата холодит затылок даже на расстоянии.

-- Вы кто по национальности? Вот ты, -- он ткнул крайнего, им оказался Серёжа. Представляю, что он подумал, прежде чем ответить. Наверняка русских они не любят, а что соврать, неизвестно.

-- Русский.

Мы замерли, но мужик ничего не сказал: русский, так русский.

-- Следующий.

-- Русский, -- это я.

-- Русский, русский, -- Андрей и Володька.

Дошла очередь до Амира, а он у нас татарин. Вот досада, и почему не русский, как все? Может, ночные гости как раз татар не любят? Но ничего, татарин тоже сгодился. Последней лежала Галка.

-- Русская.

-- Ты что, женщина? -- удивился мужик.

Ну всё, думаем, теперь уж точно -- хана. И ей хана, и нам, мы же будем её защищать.

-- Женщина я, -- обречённо выдохнула Галка с интонацией героини "Гусарской баллады".

Но, к счастью, женщина их заинтересовала не больше, чем татарин.

-- Сейчас мы проверим палатки и, если оружия не окажется, мы вас отпустим.

Я был почти уверен, что поиски оружия -- всего лишь повод для шмона. Всем ведь ясно, что бандиты не мы, а именно они, только какие-то застенчивые, наверное, дилетанты в этом деле. Поэтому я обнаглел и снова вякнул:

-- Может, вам нужны деньги или ещё что-нибудь? Так и скажите. Много у нас нет, но будет проще, если мы отдадим сами, чем устраивать обыск.

Первый шок у меня уже прошёл, было просто противно, и хотелось поскорее всё закончить. Мне было гордо заявлено:

-- Нам от вас ничего не нужно, мы не грабители. Мы защищаем свой народ.

Главарь отдал распоряжение другому, с ружьём, отвести нас в сторону на время обыска. Тот отконвоировал нас на другой конец поляны, выстроил в ряд, а сам уселся на корточках на пригорке. В темноте вспыхивал огонёк его сигареты. Время тянулось мучительно медленно. Тьма кромешная, луна безнадёжно застряла за тучами. На той стороне, в летовках, ни огонька, ни звука. Видимо, ночные выстрелы пугают их не больше, чем нас -- вой автомобильной сигнализации под окном. Мы ёжимся на ночном холоде. Наш охранник заметил это и периодически заставлял нас маршировать по кругу. От этого делалось не теплее, а только противнее. Обыск затягивался, прошло уже более полутора часов. Нашему стражу, видно, наскучило, он встал, поднял ружьё и грозно спросил:

-- Кого будем первого стрелять? Отвечай, ну!

Всю скуку как рукой сняло. По спине пробежал противный холодок. Похоже, я недооценил серьёзность ситуации. Но никакие картинки детства и лица родных перед глазами не всплыли. Видать, костлявая была ещё далеко. Так как мы молчали, он начал спрашивать каждого по порядку:

-- Тебя? Тебя?

Добровольцев тоже не нашлось.

-- Кто у вас старший?

Серёжа откликнулся.

-- Говори, старший, кого будем первого стрелять?

Тот неуверенно поинтересовался:

-- А может, никого не нужно?

Мужик удовлетворённо похвалил:

-- Молодец, так и должен говорить настоящий мужчина.

Серёга угадал правильный ответ! Такая вот, понимаешь, "бамбардия киргуду". На исходе второго часа плена к нам, наконец, подошли от палаток те двое. Главарь подозвал Серёжу, что-то ему сказал, после чего бандиты быстро-быстро ушли через мост на ту сторону и растворились в темноте. Мы к Серёге:

-- Что сказал?

-- Поскольку оружия не нашли, нас отпускают, но дальше нам идти нельзя, а нужно поскорее убираться обратно откуда пришли, и о том, что произошло, помалкивать. У них везде есть свои люди, нас больше задерживать не будут, но если ослушаемся, нам не сдобровать.

* Всё в палатках было перевёрнуто вверх дном. Деньги, разумеется, все забрали. Взяли фляжку со спиртом. Прихватили закуску: копчёную колбасу, шоколад и другие ценные продукты. Не побрезговали и одеждой: я недосчитался капроновых штанов, Амир -- анораки, у других пропали кое-какие тёплые вещи. Настроение поганое, мы уныло наводим порядок в палатках, а на той стороне, в летовках, зажёгся свет, поднялась возня, в общем, "в ауле праздник". А ведь я в какой-то момент чуть было не поверил в отряд самообороны. Амир радостно хмыкнул: он припрятал полтинничек под обложку паспорта, и тот уцелел. Теперь Амир хвастался: вот, мол, какой я хитрый татарин! Но на эти деньги даже домой не уехать. Хотели прикинуть, что же нам делать дальше, но настроения не было, решили отложить до утра.

За завтраком держали совет. Продолжать поход по маршруту никому уже не хотелось, да и продуктов у нас теперь было не густо. Не то, чтобы мы всерьёз расценивали угрозу вездесущих "своих людей", однако, ну их к лешему. Может, это шершавая рука судьбы отвела от нас ещё большую беду? Ведь маршрут вокруг Диклосмты проходит через Чечню и Грузию, на ней смыкаются три границы. А в те дни, например, на одной границе подорвали мост с машиной, на другой убили двоих милиционеров. И вообще, нам стало что-то неуютно в этом Дагестане. Возвращаемся в Агвали, там видно будет.

Никто из летовок не выбежал нас провожать, все словно вымерли. Потом на тропе мы повстречали каких-то парней с ружьями, но это оказались очень приветливые пастухи, они даже угостили нас из своих припасов. Наша хозяйка заметно расстроилась, узнав про наши приключения. Мы подарили её детям по шоколадке из заброски, а она нам -- круг свежайшего сыра. Мужики в попутном грузовике принялись горячо убеждать нас сразу же обратиться в милицию, такой позор для района нельзя оставить безнаказанным. Прежде мы сомневались, будет ли от милиции толк, но теперь приободрились и уже не чувствовали себя, как мистер Питкин в тылу врага. Есть, есть ещё здесь власть! На въезде в Агвали стояло несколько человек, среди них выделялся один серьёзный мужчина. Наши попутчики враз загомонили:

-- Вот к нему обратитесь, к нему, это ещё лучше, чем в милицию.

-- А кто это такой, глава администрации?

-- Нет, это... -- собеседники немного замялись, -- в общем, большой человек.

-- Хозяин района?

-- Да, что-то вроде этого.

"Хозяин района" нас внимательно выслушал, обещал помочь, велел составить список похищенного, а самим до завтрашнего вечера ждать его в гостинице, он съездит на место происшествия и накажет наших обидчиков. Честь района не должна пострадать. На другой день наш заступник появился весьма раздосадованным: он съездил, нашёл тех людей, но они всё отрицали и даже поклялись старикам на Коране. А это снимало с них все обвинения. Единственное, что он теперь может сделать для нас -- это одолжить денег на обратную дорогу под честное слово вернуть их по почте (что мы впоследствии и сделали).

* Нам уже расхотелось бежать отсюда без оглядки, и, раз уж наша "пятёрка" не сложилась, мы решили хотя бы прогуляться через перевал Осука в Богосском хребте, поглядеть, что тут за горы. До устья Хваршинки доехали на машине, а дальше пришлось идти по дороге пешком. Узкий вход в ущелье меж вертикальных рыжеватых скал напоминал Среднюю Азию. Ночевали на полузаброшенном народном курорте "Инхоквари" с нарзанным источником. Выше по Хваршинке скалы уступили место лесистым склонам. Высоко над дном ущелья лепится на скалах аул Сантлода. Он, как и большинство горных аулов, напоминал сложенный лесенкой штабель ящиков. Подняться в аул снизу -- непростая задача. Надо думать, его жителям есть чем заняться на своей немыслимой верхотуре, ведь бегать вверх-вниз каждый раз вряд ли захочется, это похуже, чем жить в небоскрёбе без лифта.

Дорога обходит стороной 6-метровый водопад на реке и поднимается на небольшое плато с развалинами коша Цунтио. Нехилый, однако, был кош, похоже, здесь стояла небольшая крепость. С плато открывается вид на широкую долину и аул Хварши со старинным минаретом. Навстречу нам спускалась с чьей-то свадьбы большая молодая семья. Они были все так веселы, что, казалось, приплясывали на ходу. Через минуту мы были уже лучшими друзьями. Они покатали нас на ослике и с большой неохотой выпустили из своих объятий.

Аул Хонох раскинулся по обоим берегам Хваршинки на плоском участке долины. Выше аула на ручье запружена большая лужа, в которой плескались десятка полтора мальчишек. Мы дождались, когда они вымерзнут окончательно, и полезли купаться сами. От жуткого холода застыли даже мысли в голове. Как пацаны высиживают здесь часами, уму непостижимо. Они смогли бы, наверное, на манер лягушек, замерзнуть со льдом, а весной оттаять, сразу начав дергать лапками. Паренёк постарше проявил к нам живое участие и великодушно предложил воспользоваться караваном ишаков, который завтра очень рано утром пойдёт из аула в верхние коши, как раз нам по дороге. Плоская долина выше Хоноха замыкается крутым подъёмом вдоль каньона Хваршинки. По словам этого парня, нам крупно повезло, мы сэкономим кучу времени и сил. Ну-ну, посмотрим, если наступить на грабли во второй раз, может, они промахнутся? Остаёмся тут ночевать.

Вечером нас пригласили в аул на какое-то торжество. Откомандировали туда двоих добровольцев. Они вернулись поздно, рожи довольные, сытые, ещё и нам принесли в клюве.

Ночь прошла на удивление спокойно, без стрельбы, но мы вскочили сами ещё затемно, ведь нам настойчиво твердили вчера, что караван пойдёт очень-очень рано. Стремительно собрались, беспокойно поглядывая сквозь густые сумерки в сторону аула. К шести часам мы начали проявлять первые признаки нетерпения. Часов в восемь послали гонца в аул. Гонец вернулся с меланхолической белой ослицей и парнем-поводырём. На животное поместились только два рюкзака, один из которых некстати оказался моим. Остальные рюкзаки несли по очереди. Мне часто попадался Галкин, а это сущее мучение -- нести чужой рюкзак, особенно женский, он мне всю спину переломал. Когда же на верхних кошах развьючили ослицу, спина у моего рюкзака оказалась густо покрыта мелкой белой шерстью и насквозь провоняла ослиным потом.

* Распрощавшись с нашим благодетелем и восстановив душевное равновесие, пошатнувшееся от этой дурацкой затеи с караваном, мы бодро зашагали дальше. Через моренные гряды, ручьи и речку Бичуга подошли под крутой травянистый бугор. Сверху нам показывал язык ледник Осука, он свисал по "бараньим лбам", как из пасти собаки. Язык был белый и чистый, словно нализался мороженого. После зелёных склонов, где на выходах сланцев попадались друзы горного хрусталя, потянулись морены и простые скалы. Слева (по ходу) от языка Осуки возвышается длинный гребень береговой морены, на нем и заночевали.

Утром поднялись на ледник. По плоскому его животу, изборождённому морщинами закрытых трещин, шли двумя связками, мы с Серёжей и Амиром первые. Серёга что-то торопится, я едва поспеваю за ним. А Амир вот не поспел. Он шёл в связке последним, и в одном месте вынужден был перейти трещину чуть в стороне от наших следов. Рывок верёвки бросил нас на снег. Оглянулись -- нет нашего Амира, только дырка в снегу.

Завинтили ледобуры, подстраховались, покричали в дыру -- живой. Сначала Амир отправил наверх рюкзак, а затем "с маленькой помощью своих друзей" выбрался сам. Долго молча сидел на рюкзаке, безучастно глядя в пространство. Что он там видел? Может быть, так возвращаются из клинической смерти? Придя в себя, он вежливо предложил Серёже пойти в зад, в смысле, поменяться с ним местами в связке.

С ледника по осыпным скалам поднялись на седловину перевала Осука (2Б, 3896 м), одного из самых высоких в Дагестане. Ветродуй на седловине отчаянный. Далеко вниз бело-чёрной рваной лентой уходит левая ветвь ледника Беленги. В Дагестане, кроме экзотических топонимов вроде Диклосмта или Колоросолькал, есть ещё одна редкая особенность -- полосатые горы. Они сложены из чёрных сланцев, образующих пояса, на которых задерживается снег. Наверное, это сделано нарочно, чтобы на них не натыкались самолёты. Такова, например, вершина Косараку справа от перевала. Крутизна спуска до 65 градусов. С седловины -- одна верёвка вниз по крошащимся сланцам, траверс к центру ледника, затем прямо вниз, с попеременной страховкой, на три такта. Шаг за шагом, верёвка за верёвкой... Некоторое разнообразие внёс прыжок через трещину с трёхметровым сбросом. Из воздуха сгустился туман и осел на нас. Когда впереди ненадолго развиднелось, вечернее солнце осветило пышные шапки облаков, вызвавших в памяти торт со взбитыми сливками, который так любил Карлсон.

Густые сумерки пополам с мокрым снегом накрыли нас в лабиринте трещин. Ровных мест для ночлега не предвиделось. Пришлось до самой ночи долбить ледяную площадку между двумя большими трещинами. Мы надёжно привинтили палатку ко льду и подложили с нижнего края верёвки и что-то ещё. Трёхместная палатка, в которую забились шестеро, стала смахивать на мешок с котятами. Я ещё долго сидел снаружи, пытаясь вскипятить воду для чая: примус вдруг забастовал и только презрительно фыркал в ответ на мои тщетные попытки вдохнуть в него искру жизни. Я затратил столько энергии, что вода, в конце концов, закипела почти без огня. Залезая в палатку, я объявил, что примус ни к черту не годится и посочувствовал Галке, которой предстояло возиться с ним по утреннему холоду.

Ветер безобразничал всю ночь, он свирепо тряс палатку и устрашающе завывал, как нехороший дядька, который хочет напугать забившихся в палатку детишек. Утром я испытал шок, когда в ласковых Галкиных руках примус воспылал буквально от одного прикосновения. Ах, эти ловкие женские ручки!

Продолжили спуск по леднику, забирая теперь правее, где было поменьше разломов. После ледопада ровный лёд внизу манил не хуже травянистой лужайки. Там, где все ветви ледника Беленги сливаются вместе, зарываясь под мощный панцирь поверхностной морены, мы поставили палатки.

На следующее утро быстро скатились вниз, перейдя с грязного тела ледника на травку правого борта. Речка Беленги ввинчивается в зелёную замшелую щель каньона, а тропа сбегает к Киле у коша Цобегодари. Крепкая бабуля посетовала на то, что мы в этом году -- единственные туристы, не то, что раньше, когда и иностранцы здесь водились в изобилии. Вниз по Киле идёт торная тропа. Коричневые сакли древнего аула выплывают из-за коричневой скалы, как её продолжение. Повстречали компанию развесёлых мужиков и осликов с поклажей, возвращавшихся домой вверх по ущелью. Дорога, однако, местами нехороша и для совершенно трезвого человека: то неприятный участок конгломерата, то тропа едва цепляется за выбоины мокрой наклонной плиты над бушующей рекой. Как здесь прошли те мужики, одному Богу известно.

Ниже, на дороге, нам удалось сесть на машину. Водитель нёсся вниз так, словно у него отказали тормоза. В Агвали нас ожидала впечатляющая встреча: когда наш взмыленный грузовик, завизжав тормозами и подняв тучу пыли, замер напротив гостиницы, к нему тут же подскочили расторопные молодые парни в белых рубашках и принялись бойко таскать куда-то наши рюкзаки. Мы, ещё не очухавшись после бешеной гонки, вяло пытались этому воспрепятствовать, но нас вежливо отстранили, объяснив, что мы -- их гости. Они подняли шум, разыскали хозяина гостиницы, и нас мигом вселили в номер. На вечер нас категорически пригласили в кафе при гостинице.

Отвертеться от приглашения не удалось, нас буквально силком потащили в кафе. Заведение это весь день стоит закрытым, часов в восемь вечера там появляются молчаливые тётки и готовят какую-то нехитрую столовскую еду. Потом подтягиваются окрестные мужики, покупают водку, которая разводится из спирта в соседнем дворе, и гуляют до ночи. Нас встретили как долгожданных гостей, усадили в центре стола, напоили и накормили, обиженно отвергая попытки расплатиться. Музыкант наяривал на аккордеоне местный хит сезона "Ах, Агвали!" по мотивам песни Сергея Крылова "О, Порт-Саид!", а в центре комнаты самозабвенно отплясывали небритые мужики кавказской национальности.

Не ведали мы тогда, что война в Чечне уже не за горами, и что бандиты оттуда и местные отряды самообороны -- это не выдумка тех уродов. Ах, Дагестан! Ах, Агвали...

Алексей ГРИГОРЬЕВ,

Казань.